Психологическая библиотека

6. СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ МЕР БОРЬБЫ С ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ПРЕСТУПНОСТЬЮ

УГОЛОВНО-ПРАВОВЫЕ МЕРЫ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ КРИМИНАЛЬНОГО ПРОФЕССИОНАЛИЗМА

Определение главного направления

Известно, что предупреждение, а затем и полное искоренение профессиональной преступности зависят во многом от позитивных изменений в экономике и духовной жизни общества, посредством чего будут устраняться негативные социальные факторы, ее порождающие. Однако такой процесс является эволюционным, что не совсем применимо к борьбе с преступностью, особенно в условиях коренной перестройки и революционных преобразований всех сфер жизнедеятельности нашего государства. Эволюционный процесс может иметь неблагоприятные последствия, так как потребуется относительно длительный период, в течение которого (даже при положительных результатах) будут совершаться опасные преступления, причиняя существенный вред общественным отношениям. К тому же нельзя исключать возможность приспособления устойчивых преступников к изменяющимся социальным условиям, что подтверждается историей борьбы с профессиональной преступностью в нашей стране.

Следовательно, для ускорения процесса этой борьбы также требуется перестройка деятельности правоохранительной системы государства, на что и было обращено внимание в постановлении ЦК КПСС от 20 ноября 1986 г. «О дальнейшем укреплении социалистической законности и правопорядка, усилении охраны прав и законных интересов граждан»¹ . Прежде всего она необходима в совершенствовании уголовного законодательства, которое должно соответствовать сложившимся на данный период времени общественным отношениям. Это положение вытекает из Политического доклада ЦК КПСС XXVII съезду Коммунистической партии Советского Союза и Программы КПСС ². Оно ориентирует общество на бескомпромиссную борьбу с негативными явлениями, в том числе с преступностью, на использование для этого всей силы советского закона. Однако речь идет не о концепции ужесточения наказания всех лиц, допустивших правонарушения и даже преступления, а о дифференцированном его применении. Усиление ответственности в первую очередь касается лиц, осознанно ведущих паразитическое существование, зараженных частнособственнической психологией вещизма и удовлетворяющих свои потребности неправомерными способами. Существование бродяг, профессиональных преступников, многократных рецидивистов, злостных тунеядцев в определенной мере подрывает авторитет и не способствует развитию социалистического общества. Поэтому общая и частная превенция уголовного закона должна быть действительно эффективной, а не являться предметом бесплодных теоретических дискуссий. В части квалификации преступлений и определения наказания профессиональным и организованным преступникам уголовный закон следует сделать более гибким, позволяющим судебным органам максимально обеспечивать индивидуальный подход к установлению ответственности за содеянное. Гибкость закона — это условие его стабильности. Не случайно за четверть века, как отмечает Н. Ф. Кузнецова, 2/3 новелл в УК РСФСР оказались связанными с усилением уголовной ответственности и лишь 4% —со смягчением. Но, очевидно, нельзя видеть в ужесточении закона самоцель. Указанные изменения являлись реакцией общества на повышение социальной опасности определенной части деяний. Вместе с тем недостаточную эффективность уголовного закона нельзя объяснять лишь исключительной устойчивостью профессиональных преступников. По мнению Н. Ф. Кузнецовой, большую роль здесь играет слабая специальная превенция, необеспечение принципа неотвратимости ответственности за любое совершенное преступление. Ведь собственный опыт преступников, широко распространенное в правовой психологии населения представление о низкой раскрываемости преступлений— все это колеблет реальность общепревентивной угрозы наказания.

Ответственность профессионального преступника

Разумеется, быстрое и полное раскрытие преступлений — дело крайне важное, но оно не сможет решить проблемы в целом, особенно в части повышения превентивной роли уголовного закона. Поэтому усиления уголовной ответственности, повышения роли частной или общей превенции закона в борьбе с профессиональной преступностью можно достичь прежде всего с помощью изменения отдельных положений института совокупности преступлений. На необходимость его совершенствования указывают также и некоторые специалисты в области проблем уголовного права, в частности И. И. Карпец и Ю. А. Красиков.

Известно, что данный институт уголовного права относится не только к назначению наказания за совершение нескольких преступлений, но и к вопросам правильной квалификации преступных действий. Особенно важна его роль в индивидуализации наказания, обеспечивающей справедливость применения уголовного закона, на что обращал внимание еще А. А. Пионтковский.

Понятие совокупности преступлений закреплено в ст. 35 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик (ст. ст. 40, 41 УК РСФСР), однако ее формы, являющиеся юридическим ключом объективного и справедливого применения закона в этой части, сохранились лишь в науке уголовного права. Думается, что было бы небесполезно вернуться к ранее существовавшему порядку, при котором формы совокупности преступлений (идеальная и реальная совокупность) были закреплены в ст. 33 Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 года.

Поскольку общие уголовно-правовые проблемы совокупности преступлений достаточно полно освещены в юридической литературе, то в данном случае нет нужды в детальном анализе вопросов дифференциации идеальной и реальной совокупности и всех практических вопросов, связанных с этим уголовно-правовым институтом. Остановимся лишь на положениях, касающихся ответственности преступников, систематически совершающих различные преступления.

Известно, что реальная совокупность преступлений предполагает совершение лицом нескольких преступлений, ответственность за которые предусмотрена разными статьями Уголовного кодекса. Наказание в данном случае, согласно ст. 40 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик, определяется по совокупности преступлений путем поглощения менее строгого наказания более строгим либо путем полного или частичного сложения назначенных наказаний в пределах, установленных статьей, предусматривающей более строгое наказание.

Учитывая, что систематическое совершение разных преступлений (в нашем случае — имущественных) свидетельствует о повышенной общественной опасности субъекта, необходимо, чтобы суд имел правовую возможность действительно реально индивидуализировать наказание. При ныне действующем законе, если отойти от некоторых юридических формальностей, назначение наказания за каждый вид преступления приводит к тому, что лицо на самом деле несет реально наказание по одной статье, предусматривающей более строгое наказание. Совершение других преступлений является как бы отягчающим вину обстоятельством и учитывается судом при избрании окончательной меры наказания в пределах санкции данной нормы закона. Причем, если не будет отягчающих вину обстоятельств, предусмотренных в ст. 39 УК РСФСР³, а лицо привлекается к уголовной ответственности впервые, то суд лишен возможности даже мотивировать максимальную меру наказания в пределах более строгой статьи, несмотря на то, что им будет достоверно установлено, что субъект обратил преступления в источник средств существования.

Исследование показало, что большая часть профессиональных преступников, действовавших в организованных группах, совершала преступления, ответственность за которые предусматривалась разными статьями Уголовного кодекса. Универсальный характер преступной деятельности отмечался даже у преступников-одиночек, особенно карманных и квартирных воров, мошенников. Поэтому основная мысль сводится к тому, чтобы закрепить в законе идеальную и реальную совокупность, изменить порядок назначения наказания при совершении лицом преступлений, предусмотренных разными статьями Уголовного кодекса. И тут следует согласиться с Ю. Н. Красиковым в том, что при реальной совокупности надлежит назначать наказание не путем поглощения, а путем полного или частичного сложения наказаний, но в пределах, установленных для данного вида наказания (не в пределах статьи). Отсюда следует, что профессиональному преступнику, совершившему одну квартирную кражу и одно или два мошенничества, может быть назначено наказание до 10 лет лишения свободы.

Авторы «Курса советского уголовного права», возражая ученым, стоявшим на точке зрения целесообразности представления судам права выходить при определении окончательного наказания за пределы санкции, установленной за более тяжкое из совершенных преступлений, а также за пределы максимального срока данного наказания, утверждают, что такое право суда приведет к возврату карательной политики прошлых лет, выражавшейся в чрезмерных по длительности сроках наказания⁴ .

Подобное мнение может возникнуть и теперь, но с ним трудно согласиться (кроме права выхода за пределы данного вида наказания, с чем мы не спорим) и вот по каким основаниям. Во-первых, право суда не является обязанностью и не может при определившейся уголовной политике его изменить. Во-вторых, индивидуализация наказания должна соответствовать той политике и тем общественным отношениям, сложившимся в борьбе с негативными явлениями, которые имеются в реальной жизни. Ведь проводя линию партии на гуманизацию наказания, следует учитывать и другое важное положение, вытекающее из новой редакции Программы КПСС,— необходимость решительной борьбы с преступностью. Следовательно, речь должна идти о дифференцированном подходе к роли и сущности уголовного наказания. В-третьих, возврата к старому уже не будет (кстати, длительность сроков наказания тоже ведь имела свое социальное и научное обоснование), потому что верхний предел наказания в виде лишения свободы не составляет 25 лет. В-четвертых, речь идет о сроках наказания в пределах данного вида наказания, а это не связывает, не обязывает суд и не стесняет его самостоятельности в выборе окончательного срока лишения свободы даже ниже низшего предела, если будут установлены юридические основания для такого решения. Наконец, как всегда, в случаях введения новелл в УК дается разъяснение Верховного Суда СССР. К тому же в настоящее время укрепляется роль прокуратуры в борьбе за соблюдение социалистической законности, что также сводит на нет опасения в ее «обязательном» нарушении. Боязнь дегуманизации не только не обоснованна в новых социальных условиях, но и вредна, ибо может и уже порождает всепрощенчество по отношению к злостным преступникам, далеко не содействующим перестройке. Не этим ли объясняется рост тяжких преступлений, особенно их корыстной группы?

Однако при решении проблемы реальной совокупности преступлений в борьбе с профессиональными преступниками необходимо учитывать также понятие повторности тождественных преступлений. В действующем уголовном законодательстве это нашло выражение в таких квалифицирующих признаках, как занятие преступлениями в виде промысла, совершение преступлений систематически, повторно. Известно, что "значительная часть профессиональных преступников специализируется только на совершении тождественных преступлений, не образующих совокупность, и их действия в случаях вменения в вину нескольких эпизодов краж или мошенничества квалифицируются по соответствующей части одной статьи УК (например, повторное совершение преступления). Здесь не имеются в виду случаи сочетания повторности и совокупности (ст. ст. 144 и 89 УК РСФСР).

В теории и даже практических указаниях предприняты попытки выйти за пределы узкого толкования реальной совокупности и распространить ее правила на случаи, когда лицо совершает преступные действия, предусмотренные одной статьей УК, но разными ее частями. Но как быть при множественности тождественных деяний, образующих один состав преступления? Решить проблему усиления ответственности профессиональных преступников, которые, кстати, быстро оценят вышеназванные изменения закона оставлением квалифицирующего признака повторности, очевидно, нельзя. На это же указывают последствия длительного применения статей, содержащих данный квалифицирующий признак: самый большой показатель специального рецидива, например, у воров. Повторность, систематичность совершаемых преступлений независимо от их количества как квалифицирующие признаки уравнивают преступников, не выделяют тех, кто действительно обратил преступления в своеобразную «профессию». Поэтому в идеальном варианте следовало бы в Общей части УК определить признаки профессионального преступника, раз уже такой тип личности признан официально советской криминологией (об этом в свое время говорили ученые 20-х годов). Правда, тут неизбежны возражения, которые могут сводиться к тому, что, во-первых, законодатель в силу исторически сложившихся предпосылок на это не пойдет (в УК редакции 1926 г. такое понятие было исключено) и, во-вторых, неоднородность уголовной среды профессиональных преступников повлечет сложности законодательного определения критериев такого типа правонарушителя (в отличие от того, как это обстоит в криминологии). Однако если исходить из массовости явления (а профессиональных преступников только из числа ранее судимых насчитывается сотни тысяч), то эти аргументы не представятся достаточно серьезными, поскольку необходимы реальные меры борьбы с данным видом преступности. Профессиональным преступником можно признавать лицо в суде, исходя из преступных устойчивых навыков и систематичности совершаемых преступлений. Закрепление в Общей части УК понятия «профессиональный преступник» может способствовать усилению ответственности наиболее злостных преступников лишь в том случае, если в уголовно-правовые нормы ввести квалифицирующий признак — совершение преступления профессиональным преступником.

Предлагаемое понятие и его юридические последствия, разумеется, не бесспорны и выдвинуты здесь в качестве теоретической проблемы. Но предосудительного тут ничего нет, ведь даже в рецидивной преступности, которая изучалась длительное время, оказались несовершенными и довольно противоречивыми многие понятия, требующие уточнения.

Вместе с тем существует и альтернативный вариант. Речь идет о возврате в уголовном праве к понятию преступного промысла и использовании его в качестве квалифицирующего признака в ряде составов преступлений, предусматривающих ответственность за посягательства на социалистическую л личную собственность граждан. Это позволит четко типизировать корыстных преступников и применять к ним справедливые меры наказания. Ведь включение в новое уголовное законодательство квалифицирующего признака «совершение преступления лицом, ранее судимым два и более раз» коснется лишь части профессиональных преступников. А как быть с теми, кто не судим, но превратил преступления в постоянное свое занятие, иными словами, в промысел?

В данном случае под преступным промыслом следует понимать такую деятельность, которая характеризуется не просто систематичностью совершаемых преступлений, а является для субъекта основным или дополнительным источником средств существования. Санкция за совершение преступлений в виде промысла должна быть выше и приравниваться к наказанию особо опасных рецидивистов. Представляется, что это помогло бы также освободиться от неоправдавшего себя на практике квалифицирующего признака «проникновение в жилище или хранилище материальных ценностей», поскольку в его основе лежит общий способ совершения преступления, не позволяющий отграничивать преступника-профессионала от случайного.

Для более объективной оценки общественной опасности личности виновного и индивидуализации наказания было бы также целесообразно предусмотреть в ст. 39 УК РСФСР дополнительное отягчающее вину обстоятельство — «специализация лица на совершении преступлений» и понимать под ней устойчивость преступной деятельности и навыков ее осуществления.

Предвидя вопрос о том, не является ли автор сторонником реставрации института опасного состояния личности и не ведут ли предлагаемые меры к дегуманизации уголовного закона, сразу же оговоримся,— ничего подобного в виду не имеется. Речь идет совершенно о другом, хотя по действующему законодательству особо опасный рецидивист несет повышенное уголовное наказание не за само деяние, а за состояние личности, и отрицать элементы этого, очевидно, нельзя. Если же говорить действительно о гуманизации, то с ней, например, не сов сем корреспондируется ст. 1883 УК РСФСР, предусматривающая уголовную ответственность за злостное неповиновение требованиям администрации ИТУ (уголовная ответственность без видимого объекта преступления). Причем и здесь особо опасные рецидивисты и лица, осужденные за тяжкие преступления, несут за те же действия более тяжкое наказание.

Мы же, по существу, предлагаем дифференцированно подходить и к особо опасным рецидивистам, поскольку среди них не все преступники—профессионалы, и таким образом вообще освободиться от этого понятия рецидива. В целом же идея сводится к смещению акцента в сторону более правильной и объективной оценки общественной опасности личности правонарушителя, усилению общей и частной превенции уголовного закона. Уголовный закон должен обеспечить такое состояние правопорядка, при котором бы ни один случайный преступник не попал в места лишения свободы и, наоборот, ни один профессионал, совершающий преступления, не остался на свободе.

Закон против организованной преступности

Другая еще более актуальная задача, стоящая перед уголовным законом, -усиление борьбы с организованной преступностью, ибо сегодня он ее решить не в состоянии, так как институт соучастия в преступлении направлен лишь на определенные звенья данного явления. Нельзя, например, признать юридически нормальным, когда лица, совершающие определенные действия непосредственно или опосредованно способствующие укреплению без-. опасности преступных сообществ, координации их действий и сплоченности, не несут и не могут нести за это уголовной ответственности, поскольку не подпадают под установленные законом понятия организатора, подстрекателя или пособника.

К таким действиям относятся:

а) разработка общей криминальной стратегии и тактики действий организованных групп. Например, ориентирование на занятие рэкетом в отношении определенных категорий лиц, игорным мошенничеством с использованием специальных приемов, на способы установления коррумпированных связей; разделение сфер деятельности между организованными преступными группами; возрождение уголовных «законов» и выработка новых неформальных норм поведения, установление криминальных обычаев и традиций;

б) сплочение уголовных элементов, что проявляется в организующей деятельности по объединению групп общеуголовной направленности с группами расхитителей социалистического имущества, написании рекомендательных обращений (писем) к определенным категориям осужденных, в которых содержатся указания в части отношения к администрации ИТУ, исправительно-трудовой политике в целом, а также в создании общих денежных фондов и т. п.;

в) координация действий отдельных организованных преступных групп путем принятия решений на специальных сходках профессиональных преступников; контроль уголовной среды по городам и регионам; осуществление судейских функций по разбору конфликтов между группами или отдельными лицами и т. п.;

г) создание и общее руководство преступным сообществом через соответствующих организаторов конкретных групп, входящих в него;

д) организация противодействия нормальной работе правоохранительных органов. Это — провоцирование групп несовершеннолетних отрицательной направленности на определенные действия, ориентирование их на поддержание уголовно-воровских традиций и обычаев, а также регулирование «географии» и активности действий ряда категорий профессиональных преступников — карманных и квартирных воров, лиц, совершающих разбои, и т. п.

Отдельные из перечисленных действий лидеров уголовной среды теоретически подпадают под признаки того или иного преступления, но по своему характеру, а главное последствиям, они значительно опаснее, чем предусмотренные законом. Поэтому не случайно в ряде капиталистических стран, где существует организованная преступность, приняты специальные законы, направленные па борьбу с главарями преступных групп. Это, несомненно, обусловлено формами, размерами организованной преступности, а также возможностью правоохранительной системы. Так. в связи с распространением рэкета и коррупции в США еще в 1970 году был принят закон «Об организациях, подверженных рэкету и коррупции». Согласно этому закону руководитель любой преступной организации или группы может быть подвергнут судебному преследованию, если члены данного сообщества совершили преступление, подпадающее под понятие рэкета. Главное же заключается в том, что судебным органам не надо доказывать, что главарь преступной организации лично совершил или организовал конкретное преступление, как это было до принятия закона. По существу, он несет ответственность за действия членов созданной им преступной группы. В этой связи представляется, что наступило время критически оценить возможность института соучастия в борьбе с организованной преступностью. Очевидно, целесообразно дополнить ст, 17 Основ уголовного законодательства таким видом участника преступления, как «организатор (или руководитель) преступной организации». Аналогичного мнения придерживаются А. И. Долгова, Н. А, Стручков, В. Д, Пахомов, А. Волобусв, В. М. Бурыкин ⁵, однако предлагают заменить термин «преступная организация» на «преступное сообщество». Не имея принципиальных возражений, автор все же исходит из двух основных аргументов, свидетельствующих в пользу своего предложения. Во-первых, «организация» как одна из форм соучастия традиционно знакома советскому уголовному праву; во-вторых, понятие «сообщество» несколько абстрактно и подходит больше к социологическим категориям.

Кроме этого, следует закрепить в ст. 17 Основ и конкретные формы соучастия — участие в группе без предварительного сговора, в организованной группе, в преступной организации. Подобная иерархия форм соучастия обусловлена зависимостью характера и степени организованных действий, внутренней субъективной связью участников, особенностями элементов организации и другими факторами, определяющими общественную опасность и дифференциацию указанных объединений. Закрепление их в Общей части УК будет способствовать более четкому подходу к квалификации преступлений, оценке действий преступников, совершающих преступления в соучастии.

Из приведенных форм соучастия меньше всего освещена в юридической литературе преступная организация. Она затрагивалась лишь применительно к ст. 72 УК РСФСР. Правда преступная организация как форма соучастия была известна еще УК редакции 1926 года. Поскольку предполагается ввести такое понятие в общеуголовную преступность, то оно нуждается в правовом анализе. Представляется целесообразным отказаться от традиционного понимания преступной организации по числу лиц, так как два лица, по нашему мнению, не могут составить организацию, что подтверждается и практикой борьбы с организованными сообществами преступников ⁶, Отдельные элементы организации, несомненно, есть и в группе из 2—3 человек: но в целом они не могут образовать организацию, которая предполагает некую систему с внешними и внутренними связями. В противном случае преступная организация будет мало чем отличаться от организованной группы, в которой также распределяются роли, планируются преступления, имеются свои лидеры и т. п.

Преступная организация, кроме этих, характерных для любой групповой деятельности признаков, предполагает наличие определенного числа лиц, руководителя (руководящего ядра), материальной базы, общей «идеологической» установки для всех участников, неформальных норм внутренней регуляции и других звеньев, типичных для структурно-организационного объединения. Как по количеству участников, так и по характеру организованности она стоит выше других видов групп, но ближе к банде и отличается от нее преступными действиями (нет оружия, а если есть, то без цели нападения на объекты и граждан, занятие вымогательством, другими преступлениями).

Отражение форм соучастия в Общей части УК без их реализации в Особенной не обеспечит должного уголовно-правового эффекта. Поэтому возникает необходимость в самостоятельном составе, предусматривающем ответственность за организаторскую преступную деятельность, создание и руководство преступной организацией, а также участие, в ней. Следует подчеркнуть, что за принятие такой нормы закона высказалось 95% опрошенных работников правоохранительных органов.

Как уже отмечалось, ответственность за участие в преступной организации предусматривалась лишь в одном случае — если данное сообщество было связано с антисоветской деятельностью. Однако нет оснований считать, что подобная форма соучастия может существовать исключительно для совершения антигосударственных преступлений. Более того, за годы Советской власти значительно изменился характер антисоветских организаций (по числу лиц, преступной направленности и т. п.). Вместе с тем иное положение наблюдается теперь в общеуголовной преступности, где порою фиксируются сообщества, объединяющие сотни лиц⁷ . Можно, не боясь, ошибиться, сделать вывод о том, что многие организации общеуголовных преступников превосходят по численности, степени организованности и конспирации так называемые антисоветские организации, занимавшиеся, например, распространением клеветнических листовок.

Предлагаемая норма закона должна, на наш взгляд, поглотить квалифицирующий признак ст. 771 УК РСФСР в части организации группировок для терроризирования осужденных в ИТУ и активного участия в этих группировках. Кстати, было бы полезным решить вопрос об исключении самой ст. 771 УК РСФСР из главы Уголовного кодекса об иных государственных преступлениях и разместить ее в разделе преступлений против порядка управления. Отнесение этого деяния к иным государственным преступлениям значительно тормозит применение закона на практике, так как, на наш взгляд, неверно определен объект посягательства: вряд ли факт терроризирования нескольких осужденных может повлиять на безопасность государства. С юридической точки зрения объектом данного преступления являются общественные отношения, возникающие в сфере управления определенными узкообусловленными процессами — организации работы по исправлению и перевоспитанию осужденных.

Аналогично мы подходим к определению объекта деятельности преступной организации, что позволило бы поместить статью о ней в главе о преступлениях против порядка управления после ст. 1903 УК РСФСР (организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок). Родовым объектом данного преступления будет порядок управления, так как он представляет собой систему общественных отношений, «обеспечивающих авторитет органов государственной власти и управления, нормальное осуществление ими своих функций в сфере охраны общественного порядка, документального оформления и удостоверения юридических фактов, паспортного режима и в других областях государственного управления» ⁸. Поскольку сферы управления достаточно многообразны, то непосредственным объектом преступления является нормальная деятельность экономико-хозяйственных систем, правоохранительных органов и исправительно-трудовых учреждений по обеспечению возложенных на них государством функций.

С субъективной стороны организованная преступная деятельность и создание преступных организаций характеризуется прямым умыслом. При этом мотивы и цели могут быть разными; корысть, желание утвердиться в уголовной среде, оказание противодействия органам правопорядка и т, п. Но эти субъективные признаки не должны быть связаны с подрывом Советской власти, так как в противном случае деяние охватывается соответствующими статьями УК.

Субъектом преступления следует признавать лицо, достигшее 16-летнего возраста, поскольку анализируемая преступная деятельность не характерна для подростков 14 лет.

Объективная сторона преступления более сложна, так как включает различные действия, которые можно сгруппировать по видовой направленности:

1. Организационная деятельность по подготовке и совершению тяжких и особо тяжких преступлений. Здесь не требуется наличие группы. Такой деятельностью может заниматься как одно лицо, так и несколько человек, объединенных в сообщество. Деятельность может выражаться в разработке планов преступлений по заказу других лиц, оптимизации условий для их реализации, консультировании и подготовки общеметодических инструкций («обращений»), определяющих тактику действий преступных групп.

2. Деятельность по сплочению и активизации действий лиц, совершающих преступления. Подобные действия направлены на объединение уголовных элементов в группы, возрождение и утверждение уголовных традиций с целью консолидации профессиональных (не только) преступников в местах лишения свободы и вне их. На это могут указывать организуемые сходки преступных элементов и обсуждаемые на них вопросы, написание и распространение воззваний (обращений) к уголовным элементам, создание общих денежных фондов для оказания материальной помощи преступникам, третейские суды, установление межрегиональных связей между лидерами преступных сообществ.

3. Создание организации с целью преступного промысла, оказания противодействия органам правопорядка или дезорганизации работы исправительно-трудовых учреждений.

В данном случае требуется создание преступного объединения, которое включало бы следующие признаки: наличие 5 и более лиц, устойчивость, иерархию, материальную базу, неформальные нормы поведения. Здесь выделены три цели создания преступной организации. Как правило, они совмещены.

О создании преступной организации может свидетельствовать деятельность по подбору лиц, распределению между ними задач и функций, выработке определенной линии поведения (программа действий), единство криминальной цели. С момента одобрения общей задачи организации ее участниками она может считаться созданной.

Противодействие нормальной работе правоохранительных органов выражается в стремлении создать определенные препятствия для ее осуществления. На это указывают конкретные действия членов организации: преследование свидетелей, целенаправленная деятельность по дискредитации работников правоохранительных органов, организация неповиновения осужденных требованиям администрации, разработка уголовной тактики и ее распространение в регионе, стране и т. п.

Дезорганизация работы исправительно-трудовых учреждений преступной организацией может осуществляться как внутри ИТУ, так и воздействием извне. Вот почему необходимо изъять из ст. 771 УК РСФСР квалифицирующий признак — создание группировки н активное участие в ней. Организуемые в местах лишения свободы группировки (преступные организации) терроризируют осужденных, вставших на путь исправления, устраивают групповые неповиновения, ведут подрывную работу с целью компрометации администрации, а также создания негативно-провоцирующего мнения об уголовной политике государства.

В условиях свободы подобные сообщества ставят целью воздействовать на моральное состояние осужденных, нередко руководят группировками в ИТУ, оказывая им материальную и организационную помощь. Они также организуют побеги осужденных, причисляемых к «авторитетам», осуществляют преследование бывших активистов на свободе.

Представляется, что санкции предлагаемой статьи должны быть высокими, но при условии их дифференцированного применения. Для виновных в организационной деятельности, создании и руководстве преступной организацией следует предусмотреть санкции от 8 до 15 лет лишения свободы или смертную казнь. При совершении других преступлений в результате этой деятельности квалификация по реальной совокупности не требуется. Преступления в данном случае являются следствием деятельности организации, основой ее существования.

Но в преступной организации, как известно, находятся лица, выполняющие другие криминальные функции, Одни выполняют роль боевиков и исполнителей конкретных преступлений, другие (связники, сборщики дани и т. п.) не совершают общественно опасных деяний, но своими действиями способствуют функционированию организации. Поэтому и уголовная ответственность должна быть четко дифференцированной в зависимости от наступивших последствий. Техническое конструирование составов преступлений более оптимально предусмотреть в разных статьях, выделив тем самым участие в преступной организации как самостоятельное деяние.

¹ См.: Партийная жизнь. 1986. № 24. С. 8—11.

² См.; Материалы XXVII съезда КПСС. С. 61, 165.

³ Здесь и далее имеются в виду также соответствующие статьи УК Других союзных республик.

⁴ См.: Курс советского уголовного права. М., 1971. Т. 3. С. 165— 166.

⁵ Автор совместно с этими учеными осуществлял разработку уголовно-правовых мер борьбы с организованной преступностью.

⁶ Нам не встретилось ни одного объединения из двух и даже трех-четырех лиц, которое можно было бы отнести к типу преступной организации.

⁷ См.; Радов А, Шайка, банда, «система» // Огонек. 1988 № 48. С. 6.

⁸ Советское уголовное право. Часть Особенная. М., МГУ. 1982. С. 317.