Хрестоматия по юридической психологии. Особенная часть.
ПСИХОЛОГИЯ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО СЛЕДСТВИЯ

В последние годы тенденция интеграции психологической науки и практики все более усиливается, что ведет к активному становлению различных направлений практической психологии. Одним из чрезвычайно важных направлений является судебно-психологическая экспертиза. Все большее распространение психологических экспертиз в судебно-следственной практике, несомненно, свидетельствует о росте общественного престижа психологии, ее социальной значимости. Вместе с тем одновременно поднимается и социальная ответственность специалистов-психологов за результаты своей деятельности, ибо в данном случае заключение эксперта-психолога зачастую прямо влияет на судьбу человека.

Как показывает статистический анализ практики проведения в нашей стране судебно-психологических и комплексных психолого-психиатрических экспертиз, наиболее часто такие экспертизы назначаются по половым преступлениям - с ними связано примерно 70% всех проводимых экспертиз [5]. В большинстве случаев на разрешение экспертизы ставятся вопросы о способности потерпевшей от изнасилования понимать характер и значение совершенных в отношении нее действий и о том, могла ли она оказывать активное сопротивление. Однако нередко следствием ставятся вопросы и относительно личности обвиняемого: способен ли он был правильно воспринимать и адекватно оценивать свои действия, имеются ли у обвиняемого индивидуально-психологические особенности, которые могли бы существенно повлиять на его поведение в исследуемой ситуации.

Вопрос о судебно-психологической экспертизе потерпевших от изнасилования глубоко исследовался в работах М. М. Коченова [6], Л. П. Конышевой [5], И. А. Кудрявцева [8]. С процессуальной точки зрения важное значение имеет ответ эксперта-психолога на вопрос о способности потерпевшей понимать характер и значение совершенных в отношении нее действий, ибо в случае непонимания ею этих действий ее состояние трактуется как беспомощное. Наличие же беспомощного состояния у потерпевшей влияет на правовую оценку действий обвиняемого.

На понимание потерпевшей характера и значения совершенных в отношении нее действий влияют уровень знаний, опыт в сексуальной области, развитие соответствующих интересов, характер протекания психических процессов и - что очень важно - особенности конкретной ситуации, в которой происходят анализируемые явления. Большинство специалистов справедливо считают, что вопрос о понимании потерпевшей совершенных с ней действий нельзя связывать лишь с наличием у нее определенных знаний о сексуальных отношениях, физиологии полов, вопросах деторождения и т. д. Важно выяснить в процессе судебно-психологической экспертизы понимание потерпевшей социальных, морально-этических норм, действующих в данной области, а также последствий совершаемых с ней действий относительно ее будущего, целей дальнейшей жизни [5, 7, 8]. Однако в данном вопросе есть определенные нюансы, обсуждение которых представляется нам необходимым в силу их практической значимости. Всегда ли следует трактовать состояние потерпевшей от изнасилования как психически беспомощное, если в процессе экспертизы установлено, что она не воспринимает происшедшее с ней как нечто "ужасное", влияющее на ее будущее, и. т. д.? Представляется, что не всегда. В связи с этим, с нашей точки зрения, следует разграничивать два аспекта проблемы: 1) знание потерпевшей социальных, морально-этических норм, действующих в области сексуальных отношений, и 2) принятие этих норм личностью подэкспертной. Возможны случаи, когда знание ("знаю, что все считают раннюю добрачную половую жизнь аморальной") расходится с личной позицией ("я не вижу здесь чего-то особо страшного"). Ошибочно будет истолковывать личное неприятие морально-этических норм как непонимание потерпевшей исследуемой ситуации и соответственно считать ее состояние как психически беспомощное. Несмотря на всю парадоксальность рассматриваемой ситуации, с одной стороны, заявление об изнасиловании, поступившее от потерпевшей, а с другой - отсутствие у нее негативной морально-этической и нравственной оценки последствий (ситуация не гипотетична). Необходимо учитывать, что встречаются случаи, когда заявление об изнасиловании появляется в результате внешних стимулов: общественная огласка, давление родственников и др. В связи с вышеизложенной позицией о необходимости разграничения знания морально-этических норм и принятия этих норм личностью потерпевшей нам представляется дискуссионной мысль И. А. Кудрявцева о том, что сформированность у потерпевшей "таких нравственных чувств, как чувство долга, ответственности, чести и достоинства, говорит о возможности дифференцированного оценивания действий виновного... Несформированность, неразвитость морального сознания - критерий невозможности правильной оценки значения преступных действий виновного" [8, с. 186].

Немаловажное значение имеет ответ в процессе судебно-психологической экспертизы на вопрос о способности потерпевшей оказывать активное сопротивление. Эта способность может быть ограничена, например, возникновением аффекта страха [12]. Довольно часто ответ на вопрос о способности оказывать сопротивление непосредственно связан с рассмотренным выше вопросом о способности потерпевшей правильно воспринимать и оценивать характер и значение совершаемых в отношении нее действий. При непонимании потерпевшей реального содержания ситуации ее способность оказывать сопротивление снижена или вообще отсутствует. Анализу этого аспекта посвящен ряд работ [5-8], где особенно тщательно рассматриваются поведение несовершеннолетних потерпевших от изнасилования и их способность оказывать активное сопротивление в ситуации насилия.

В следственной практике, однако, довольно распространены случаи, когда потерпевшая от изнасилования не оказывает не только активного, но и вообще сколько-нибудь заметного сопротивления. На уровне обыденного опыта, житейского анализа такие ситуации трактуются как парадоксальные, а иногда воспринимаются как некриминальные. В связи с этим могут возникать даже трудности с юридической квалификацией содеянного: а есть ли состав собственно насильственного преступления?! Проведение экспертизы может оказать помощь в разрешении этих трудностей. Мы имеем в виду такие случаи, когда на основании судебно-психологического исследования личности и анализа ситуации экспертиза доказывает, что пассивное поведение потерпевшей является вполне адекватным реагированием подэкспертной на данную ситуацию. Следующий пример из нашей судебно-психологической практики иллюстрирует сказанное.

Двадцатилетняя студентка С. Д. была изнасилована на квартире своего знакомого им самим и тремя его друзьями. Половые акты были совершены в обычной и извращенной формах, причем, как показало следствие, потерпевшая активного сопротивления насильникам не оказывала, просила лишь, чтобы ее отпустили. Судебно-медицинская экспертиза установила наличие у потерпевшей легких телесных повреждений, не повлекших расстройства здоровья. У следствия возникли вопросы: как соотнести незначительное физическое насилие, проявленное по отношению к потерпевшей, с ее безропотным поведением, удовлетворением всех просьб и желаний обвиняемых? Можно ли в данном случае вообще говорить о насилии?

В процессе судебно-психологического исследования было установлено, что С. Д. астеничная, интровертированная личность. Для нее характерны высокая чувствительность и острое реагирование на угрозы, робость, доминирование тревожно-депрессивного фона настроения, неуверенность в себе (установка о собственной слабости). Имеет склонность к страдательной позиции в решении конфликтов - отсутствие активного поиска выхода из ситуации, пассивность, упование на решающие действия других лиц. В исследуемой ситуации, когда наряду с физическим насилием (хотя и очень незначительным) имело место и психическое насилие (угрозы, давление), а также когда не приходилось рассчитывать на помощь извне, пассивно-подчиненное поведение потерпевшей можно расценивать как адекватное ее индивидуально-психологическим особенностям и содержанию исследуемой ситуации. Отсутствие сопротивления со стороны потерпевшей, следовательно, не дает оснований рассматривать совершенные половые акты как ненасильственные.

Действующее законодательство (Уголовно-процессуальный кодекс) обязывает эксперта давать определенные ответы именно на те вопросы, которые поставлены следствием. Вместе с тем в кодексе специально оговорено право эксперта говорить в своем заключении и о тех моментах, которые он считает значимыми для дела, даже если перед экспертизой специальный вопрос на эту тему не ставился. В процессе судебно-психологической экспертизы необходимо использовать это право, так как иногда при исследовании личности выявляются такие психологические особенности, которые могут существенно влиять на оценку криминогенной ситуации. Формально их включение в выводы экспертизы не обязательно, потому что для ответов на официально поставленные вопросы эта информация не требуется.

Так, по делу об изнасиловании шестнадцатилетней Н. на разрешение судебно-психологической экспертизы были поставлены следующие вопросы: учитывая индивидуально-психологические особенности Н. и содержание исследуемой ситуации, могла ли она понимать характер и значение совершаемых с ней действий, а также оказывать сопротивление; способна ли Н. с учетом ее возраста и психологических особенностей запомнить и правильно воспроизвести происшедшие с ней события? На поставленные вопросы были даны определенные ответы. Однако в процессе судебно-психологического исследования личности и анализа ситуации было установлено следующее. Характерными чертами Н. являются демонстративность поведения и эгоцентризм. У нее диагностируется акцентуация характера истероидного типа (по А. Е. Личко). Известно [10], что для данного типа акцентуаций эгоцентризм может с наибольшей силой проявляться как раз в сфере сексуальных реакций - через демонстративное поведение, афиширование своих реальных и мнимых связей, самооговоры в целях привлечения к себе внимания окружающих. С учетом этих моментов был проведен анализ поведения Н. в предкриминальной ситуации. Н., гуляя с двумя своими подругами вечером, около 23 часов, встретила своего знакомого - семнадцатилетнего Г., учащегося ПТУ. Всем своим поведением в процессе завязавшейся беседы Н. пыталась демонстрировать свою "взрослость", большую опытность по сравнению с подругами в общении с юношами. Ей было лестно, что именно ей в присутствии еще двух девушек Г. предложил покататься с ним на мотоцикле, и она охотно на это согласилась. Поведение Н. стало иным, как только они оказались наедине - вдвоем, в поле, вдали от жилого массива. И это естественно, ведь "девушка легкого поведения" - всего лишь ситуативный имидж Н., причем эта демонстрация была рассчитана не столько на Г., сколько на подруг. На предложение Г. вступить в половую связь Н. ответила отказом, просила ее не трогать, отвезти домой. Угрозами совершить насилие в различных извращенных формах Г. подавил сопротивление Н. и совершил насильственный половой акт. Таким образом, эгоцентризм Н., демонстративность поведения и жажда внимания определили ее виктимное поведение в предкриминальной ситуации, которое могло оказать стимулирующее (или провоцирующее) воздействие на поведение совершившего насилие семнадцатилетнего Г., на все дальнейшее развитие криминогенной ситуации. Естественно, такую информацию необходимо включить в заключение судебно-психологической экспертизы, хотя ответы на официально поставленные вопросы - как видно из вышеприведенных формулировок - вполне могут быть даны и без нее.

Рассматривая вопрос о виктимном поведении жертвы, мы, вольно или невольно, приходим к необходимости психологического исследования не только потерпевшей, но и личности преступника. В силу субъективности перцепции оценка и восприятие преступником поведения потерпевшей обусловливается не только ее объективным поведением, но и комплексом личностных особенностей самого насильника. Объективно одинаковое поведение разными личностями может восприниматься по-разному. Однако если проблема изучения личности потерпевших и их поведения в криминальной ситуации нашла своих, пусть немногочисленных, но глубоких исследователей (М. Коченов, Л. Конышева, И. Кудрявцев), то вопрос об особенностях восприятия ситуации преступником почти не разработан в судебно-психологической литературе. Правда, предположение о его значимости отдельными авторами высказывается [9]. В работах по психиатрии последних лет освещены проблемы актуальности изучения закономерностей восприятия тем или иным преступником поведения жертвы, сделаны выводы о недостаточности исследования проблемы виктимного поведения лишь как вопроса о непосредственном поведении потерпевших [2].

Социальная перцепция давно уже стала одним из наиболее интенсивно развивающихся направлений мировой и отечественной психологии. Показано, что в основе восприятия и понимания человека человеком лежат различные механизмы (стереотипизация, проецирование), которые могут быть ответственны за искажение восприятия личности другого человека и его поступков [3] ¹. Установлено, что чаще всего человек не столько познает, сколько приписывает причины поведения другому человеку [13], причем в основном . опираясь на собственный опыт и проецируя свои личностные особенности на других. Кроме того, как показано в простых и убедительных опытах Л. Росса (L. Ross), большинство людей воспринимают именно свое поведение как типичное, полагая, что оно ничем не отличается от поведения окружающих [17]. Несомненно, все эти данные должны найти применение в судебно-психологических экспертизах. С сожалением приходится констатировать, что на сегодняшний день использование указанных достижений психологической науки при проведении психологических экспертиз явно недостаточно. В тех же случаях, когда все-таки речь идет о проявлении закономерностей социальной перцепции в криминальных ситуациях, в основном говорят о восприятии физического облика (рост, возраст, одежда, голос, речь) [1], а психологическая интерпретация реципиентом личностных особенностей человека и его поведения остается в тени. Но в судебно-психологической экспертизе обвиняемых по делам об изнасиловании восприятие именно этих последних моментов приобретает особое значение. Искаженная интерпретация поведения жертвы в криминогенной ситуации в соответствии с имеющимися у преступника стереотипами (женщин вообще или конкретной личности потерпевшей), субъективное приписывание ее поступкам тех или иных мотивов, неадекватных истинным, наличие негативных (асоциальных, аморальных) установок о взаимоотношении полов - все это может явиться факторами, облегчающими совершение насильственного преступления.

Наиболее наглядно обсуждаемые здесь вопросы видны и последовательно могут быть рассмотрены на примере следующей судебно-психологической ситуации. Двадцатилетняя Ю. К. вечером, около 23 часов, на улице была остановлена группой подростков 17-18 лет, с некоторыми из которых она была ранее очень поверхностно знакома по школе. Один из юношей отошел с ней в сторону от друзей, зашел во двор близлежащего дома якобы для разговора. Во дворе, угрожая ножом и применив физическое насилие, раздел Ю. К. С целью окончательно подавить сопротивление, приподнял и ударил ее спиной о землю, после чего с переставшей сопротивляться Ю. К- он совершил насильственный половой акт. Трое других юношей все это время находились вдали от места совершения преступления, насильственных действий своего друга не видели, каких-либо криков не слышали. После того как совершивший насилие С. С. предложил им совершить половой акт с Ю. К., ссылаясь на ее согласие, каждый из них по очереди изнасиловал ее. Однако в процессе следствия все трое заявили, что свои действия как насилие не воспринимали, так как насильственных действий со стороны С. С. не видели, им самим потерпевшая никакого сопротивления не оказывала, а, напротив, помогала в совершении полового акта. Следствие подтвердило, что объективно ситуация развивалась именно так. Н.а судебно-психологическую экспертизу был вынесен вопрос об исследовании личности этих трех насильников и о психологической оценке восприятия ими криминогенной ситуации. Остановимся подробнее лишь на судебно-психологическом анализе одного из них.

В результате судебно-психологического исследования семнадцатилетнего Р. М. было установлено, что у него выражена акцентуация гипертимно-неустойчивого типа, с доминированием неустойчивой характерологии. Особенностями личности подэкспертного являются постоянная сильная тяга к развлечениям, удовольствиям, праздности, отсутствие желания трудиться - ни работать, ни учиться. Любит компании, хотя контакты часто поверхностные. Имеет адекватную сексуальную осведомленность, знания в вопросах физиологии взаимоотношения полов. Сексуальный опыт примерно с 15,5 года. Выявленная характерология только косвенно может объяснить поведение Р. М. в исследуемой ситуации - как соответствие конкретного поведения общей направленности личности. Возможным мотивом поведения в данной криминальной ситуации является потребность поддержать и сохранить свой социальный статус в группе, что подтвердилось в результате разработки и применения в экспертизе специального метода моделирования ситуации. Однако для понимания того, почему в принципе неординарная ситуация (пусть даже при отсутствии явно наблюдаемого насилия) воспринималась Р. М. как обычная, некриминогенная, необходим анализ на уровне социально-перцептивных механизмов.

Такой анализ показал, что Р. М. имеет явно выраженный стереотип о грубости и жестокости большинства окружающих, а также подвержен стереотипу восприятия женщин в целом как неверных и легкомысленных в вопросах сексуальных отношений. Кроме того, на основе указанной установки и некритичного восприятия информации (слухов) у Р. М. еще до встречи с потерпевшей сформировался в отношении нее социально-перцептивный стереотип как девушки легкого поведения ("ей нечего было терять", "я знаю, она очень часто меняет парней"). Однако здесь "сработала" социальная перцепция, когда произошло не истинное познание личности и мотивов ее поведения, а приписывание потерпевшей тех или иных черт в соответствии с собственными установками. Потерпевшую Ю. К. действительно можно было видеть часто в окружении друзей, в компаниях, она музыкальна (играет на гитаре), общительна, эмансипированна. Но как аномальное (аморальное, сексуально распущенное) такое поведение может восприниматься лишь при наличии вполне определенных установок. Объективно судебно-медицинская экспертиза установила девственность потерпевшей на момент насилия. Психическая травма, нанесенная изнасилованием, оказалась настолько серьезной, что потребовалось лечение у психотерапевта.

В связи с привлечением внимания к социально-перцептивным аспектам понимания преступником криминогенной ситуации и виктимного поведения жертвы необходимо сделать следующее замечание. Судебно-психологические экспертизы в отличие от психиатрических не решают вопроса о вменяемости преступника (за исключением экспертизы физиологического аффекта, который имеет особый законодательный статус) ². Целью судебно-психологических экспертиз является осуществление помощи следствию и суду в решении вопросов, требующих специальных познаний в области психологии. Мы думаем, что имеющиеся у преступника социально-перцептивные установки и стереотипы, облегчающие совершение преступления, должны рассматриваться лишь как факты, разъясняющие его поведение, вскрывающие логику его поступков. Очень часто это имеет большое значение для следствия. Однако наличие установок и стереотипов, ведущих к преступлению, не оправдывают его. Конечно, прерогатива следствия и суда делать в таких случаях правовые выводы, причем не исключено - и оправдательные. Но при этом нельзя забывать, что предвидение правовых последствий не может не воздействовать на индивидуальное сознание. Поэтому мы согласны с мыслью Ж. Карбонье (J. Carbonnier), что юридический контекст требует от человека более внимательно относиться к последствиям своих поступков, и, наоборот, отсутствие права ослабляет это внимание [4].

Психологическое исследование личности преступника по делам об изнасиловании обычно имеет многосторонний характер, в чем нетрудно убедиться из вышеприведенных фрагментов судебно-психологического заключения. Уровнем общего психического развития особенно интересуются в случае с несовершеннолетними обвиняемыми. Постановка такого вопроса тем более правомерна, что, по некоторым данным, пик задержек психического развития отмечается в 15-19 лет, причем серьезно выраженные задержки более распространены среди юношей, чем среди девушек [16]. Решение вопроса о задержке психического развития может быть предметом комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы. Судебно-психологическое исследование личности преступника предполагает диагностику характерологическиих особенностей, доминирующих установок и стереотипов, что, собственно, и составляет основное содержание экспертизы личности. Немаловажное значение представляет исследование эмоциональной сферы личности. По данным ряда исследователей [18], эмоциональная депривация вносит в развитие склонности к насилию даже больший вклад, чем дисгармоничность развития характера (акцентуации, психопатии) и низкий интеллект. Люди, по отношению к которым в детстве применялось насилие, считают его нормальным способом взаимодействия; физическое насилие становится у них жизненным стилем и обычно сопряжено с недостатком эмпатии [15]. Поэтому наряду с изучением эмоциональной сферы личности в процессе психологического исследования необходимо обращать внимание на анализ взаимоотношений обвиняемого с родителями, с близкими, оценивая эти отношения в достаточно глубокой ретроспективе.

Существенное значение имеет и оценка психического состояния в предкриминальной ситуации. Эксперименты К. Кристиансена (К. Christiansen) и Р. Кнусманна (R. Knussmann) показали, что соматический стресс у мужчин отрицательно коррелирует с сексуальной агрессией, в то время как психический стресс достоверно положительно коррелирует со стремлением к доминированию и агрессии [14].

Адекватно задачам производится и выбор методик исследования. Каких-либо ограничений здесь нет. Разработки каталогов (чаще всего субъективных),- что можно, а что нельзя применять в процессе судебно-психологических экспертиз,- на наш взгляд, малооправданный подход. Можно согласиться лишь с их консультативно-рекомендательным статусом. Законодательством предъявляются единые требования к методам любых экспертиз (в том числе психологических) - их научная обоснованность и применяемость в соответствующей области знания. В специальной литературе, например издания Института Прокуратуры СССР, области применения конкретных методик и их возможности квалифицированно обсуждаются.

Среди новых методов интересным для целей судебно-психологических экспертиз представляется метод управляемой проекции (о нем мы упоминали в данной статье ранее). В основу оригинальной методики управляемой проекции (В. В. Столин, 1981) положены идеи проективной техники. Испытуемому предъявляются психологические портреты двух людей, которые выдаются за реально существующих. В действительности же один портрет составлен на основе значимых качеств самого испытуемого (предварительно получены в результате тестирования по Р. Кэттелу), а другой - на основе полярных качеств. Испытуемому предъявляется ряд вопросов относительно изображенных в словесных описаниях людей. В результате анализа ответов по обоим персонажам выявляются отношения испытуемого к "Я" и к "не-Я" [11].

На основе этого мы разработали вариант метода моделирования ситуации, который апробировали в процессе исследования обвиняемых по делам об изнасиловании. Оба описательных портрета - "похожий" и полярный - мы подписывали вымышленными именами, но социально-демографические данные о них (возраст, пол, образование, профессия) были идентичны данным испытуемого ³. После постановки 7-8 традиционных вопросов задаем ситуацию, в которую когда-то якобы попал один из персонажей. Эта ситуация, конечно, напоминает криминальную ситуацию, в которой находился испытуемый, и связана с насилием. Важно перейти к этой части обследования "естественным" образом, для чего мы используем ряд методических приемов: ссылки на свой опыт экспертной деятельности, описание конкретных поводов встречи с данным мнимым персонажем и др. Основные вопросы, которые мы ставим, примерно следующие: 1) что явилось причиной этого поступка, почему это произошло, 2) что он чувствовал в момент происшествия, как вел себя, 3) как он вел себя после происшествия, о чем думал, что чувствовал? В процессе ответов на эти вопросы необходимо поддерживать диалог, что делает ответ более пространным и инфомативным. Практика показывает, что некоторые "закрытые" и "проницательные" испытуемые дают социально желательные ответы, улавливая механизм проекции. Однако они тотчас оказываются в тупике, как только предъявляется описание второго персонажа и требуется ответить на те же вопросы в отношении него. Контроль социальной желательности при ответах за второй персонаж, как правило, снижен. Для повышения надежности данных мы проводим третье испытание, предъявляя новый портрет, идентичный первому, но с иными биографическими данными. Психологический анализ ответов испытуемого в совокупности с данными, полученными при использовании других методик, как правило, дает большую и интересную информацию о личности подэкспертного, мотивах его поведения в конкретной криминальной ситуации и об отношении к случившемуся.

Судебно-психологические экспертизы являются одним из важных и ответственных направлений практического применения психологии. Качество их проведения определяется квалификацией специалиста, уровнем развития различных областей психологической науки и своевременным внедрением в судебно-психологическую практику современных методов исследования, новых психологических фактов и закономерностей. Дальнейшее распространение судебно-психологических экспертиз и повышение их авторитета в практике требуют и повышения внимания к научной разработке этой области психологического знания.

 

 

 

ЛИТЕРАТУРА:

 

1. Алексеев А. М. Психологические особенности показаний очевидцев. М., 1972.

2. Антонян Ю. М., Бородин С. В. Преступность и психические аномалии / Под ред. В. Н. Кудрявцева. М., 1987.

3. Бодалев А. А. Восприятие и понимание человека человеком. М., 1982.

4. Карбонье Ж. Юридическая социология: Пер. с фр. М., 1986.

5. Конышева Л. П. Теоретические и методические вопросы судебно-психологической экспертизы потерпевших по делам об изнасиловании // Вопросы судебно-психологической экспертизы / Под ред. М. М. Коченова. М., 1978. С. 41-48.

6. Коченов М. М. Введение в судебно-психологическую экспертизу. М., 1980.

7. Коченов М. М. Состояние и перспективы развития судебно-психологической экспертизы // Вопросы судебно-психологической экспертизы. М., 1978. С. 3-19.

8. Кудрявцев И. А. Судебная психолого-психиатрическая экспертиза. М., 1988.

9. Кудрявцев С. В. Изучение преступного насилия: социально-психологические аспекты // Психол. журн. 1988. Т. 9. № 2. С. 55-62.

10. Личко А. Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л., 1983.

11. Общая психодиагностика / Под ред. А. А. Бодалева, В. В. Столина. М., 1987.

12. Ситковская О. Д. Вопросы судебно-психологической экспертизы состояния аффекта // Вопросы судебно-психологической экспертизы. М., 1978.

13. Трусов В. П. Теории атрибуции в зарубежной социальной психологии // Психология межличностного познания / Под ред. А. А. Бодалева. М., 1982. С. 139-157.

14. Christiansen К., Knussmann R. Androgene, Aggressivitat und Alltagsstrep beim Mann // Homo. 1987. № 1-2. S. 1 - 15.

15. Hitchcock R. A. Understanding physical abuse as a life-style//Individ. Psychol. 1987. № 1. S. 50-57.

16. Kiely M. The prevalence of mental retardation // Epidemiol. Rev. 1987. № 9. S. 194-218.

17. Ross L. D. The Intuitive Psycholpgist and his Shortcomings: Distortion in the Attribution Process//Adv. Exp. Soc. Psychol. N. Y., 1977. P. 171-220.

18. Walsch A., Beyer J. A., Petee Th. A. Violent delinquency: An examination of psychopathic typologies // J. Genet. Psychol. 1987. № 3. P. 385-392.

---

 

 

¹ Библиография отечественных и зарубежных работ по названной тематике насчитывает сотни названий.

² Экспертиза физиологического аффекта также не решает вопроса о вменяемости. Однако, говоря об особом законодательном статусе, мы имеем в виду такое важное обстоятельство, связанное с экспертизой физиологического аффекта, как существование статьи 104 Уголовного кодекса РСФСР (умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения).

³ В методике В. Столина профессия указывается противоположной: если один "лирик", то другой "физик".